| Войти через соцсеть |
Добро пожаловать Дух |
| Главная » Статьи » Фанфы, ориджи » WILLow_W |
Название: Молоко Автор: WILLow_W Бета: Sao-san Фэндом: Ориджинал Пейринг: Никита/Саша, Саша/Никита Жанр: роман Тип: слэш Рейтинг: NC-17 Размер: миди Отказ от прав: все мое Размещение: только с шапкой Описание: Александр Стах переезжает жить к своему сводному брату, о котором до недавнего времени даже не подозревал. Никита Андреев – занятой молодой человек, которого не радует появление обузы в лице младшего брата. Но, так или иначе, начинаются их не самые простые отношения. Комментарии: А молоко – это продукт, который очень полезен, и оно так яойно смотрится ))) Особенно, когда его пьют парни. М-м-м… Держите меня семеро! Х))) Предупреждение: Инцест Глава 1. Встреча. Расставание с душой. «А, молочные братья, само собой, – Кинтаро покивал с глубокомысленным видом. – Сосали вместе... молоко, ага. Хватит ржать, я же не сказал 'мужское'!» Тиамат ЭКЛИПСИС Меня зовут Саша, Александр Анатольевич Стах. Правда, Александром меня никто, кроме брата, не зовет. Мне пятнадцать, учусь в девятом классе. Мое повествование начинается с появления в моей жизни брата. Это было поворотным событием моей жизни. До него у меня была только мама. Отца, Анатолия Степановича, я никогда не воспринимал как родственника. Он был человеком, которого я практически не видел, потому что во время его появления у нас дома меня отсылали в мою комнату или гулять на улицу. Он на меня даже не смотрел, а мама говорила не лезть к нему. Вот так и получилось, что с родным отцом за всю жизнь я не имел ни одного разговора, ограничиваясь приветствием и прощанием. Когда же мне исполнилось семь, он исчез – уехал работать в Финляндию и не вернулся. Можно сказать, что на этом гражданский брак моих родителей распался. О том, что у меня есть сводный брат, которого зовут Андреев Никита Андреевич, я узнал полгода назад. Когда от туберкулеза умерла мама. Таким образом, родственников в стране на тот момент у меня не оказалось, потому решено было отправить меня в приют для сирот. Я говорил им, что не хочу туда, но меня не слушали. Меня никогда не слушают. Это был ад! Озлобленные, жестокие дети. Они все были одинаковы. И я им не нравился. Наверное, это был для меня шок. Я до сих пор не всё помню. Сработал инстинкт самосохранения, сознание отвергло травмоопасные воспоминания. Конечно, ничего такого уж страшного со мной не произошло, я же несовершеннолетний и закон должен меня охранять. Но та неделя навсегда останется моим кошмаром! Чем часто пользуется эта скотина! Мой брат! Он появился под стягом спасителя, в непрошибаемой броне самодовольства и самоуверенности, с паршиво воняющим клинком его справедливости и власти. Имея наглость осведомиться, каково мне здесь приходится! Этот ублюдок не собирался меня оттуда вытаскивать! Чем теперь меня каждый день попрекает! Я просто не выдержал. Тогда. Мне было всё равно, что я его никогда не знал, что он был совсем не приветлив и что смотрел на меня с плохо скрываемым пренебрежением и злостью. Я хотел, чтобы меня забрали. Неважно, кто и куда. Мне казалось, любое место будет лучше, чем приют. Тогда-то я и узнал, что у моей мамы Марии Александровны уже была семья. До моего появления в ее жизни был другой сын Никита и другой муж Андрей Сергеевич Андреев. Она рано родила, в шестнадцать. И со слов Никиты материнский инстинкт у нее отсутствовал напрочь. Впрочем, его злые слова по отношении к маме не сильно меня задели, потому что со мной она вела себя так же, а именно: снабжала всем необходимым и предоставляла самому себе, не обращая на меня внимания. Я чаще был с ровесниками и их родителями, чем со своей семьей. А у Никиты был любящий отец, который мог о нем позаботиться. Моя мама и папа Никиты жили бедно, ранний брак ополчил против них практически всех родственников. Помогала им только бабушка Андрея Сергеевича, но маму она не любила. Все это тянулось на протяжении десяти лет, пока в один прекрасный день мама не сбежала с моим отцом Анатолием Степановичем. Мыльная опера? Для меня так оно и было. Все это произошло до меня и, следовательно, никаких эмоций во мне не вызывало. Зато мой вновь приобретенный брат все это видел и прочувствовал на своей, тогда еще детской, психике. Понятное дело, что внезапно объявившийся блудный брат (в моем лице) – сын беглянки, его, мягко говоря, не обрадовал. После пережитого в приюте квартира Никиты была для меня раем. И даже этот злыдень не мог испортить жизнь вне стен приюта. Но постепенно… Жизнь с ним становилась всё невыносимей и невыносимей. А теперь я даже видеть его не могу! Хотя, надо сказать, дома он бывает нечасто. Зато когда бывает, мы ссоримся в пух и прах! Наверное, он меня просто ненавидит. А когда я вижу его осуждающий взгляд полный презрения, будто обвиняющий меня в самом факте моего существования… Я срываюсь. Ну, в чём я виноват? Почему я не могу молча сносить его присутствие? Я даже понимаю, что во многом не прав. Что если бы придержал язык за зубами, мы бы не так часто ссорились. И я бы даже смолчал… С любым другим. Но не с ним. *** Очередная командировка брата заняла на этот раз неделю. Вы думаете, я скучал? Ничуть! И даже если такие мысли мелькали в моем сознании, стоило только вспомнить его вечно недовольную физиономию, как я их тут же отгонял. И вот он вернулся. Я ждал. Но всё равно вздрогнул, когда ключ врезался в замочную скважину. Меня била нервная дрожь, успокоиться никак не получалось. – Здравствуй, Александр, – взгляд серых глаз даже не задержался на мне, скользя по комнате в поисках кресла. В которое Никита незамедлительно упал, ослабляя галстук и расстёгивая верхние пуговицы рубашки. Ненавижу, когда меня так называют! Но спорить бесполезно. Пробовал. И это всегда приводило к ссорам, потому что он упертый баран! – Здорóво! Лёгкая усмешка на четко очерченных губах, но глаза он так и не поднял. – Судя по тому, как ты трясёшься, в дневнике порядочно замечаний. Интересно, это вопрос, утверждение или издёвка? Чего он ждёт? Что я опять буду оправдываться, спорить, или что сразу полезу на рожон? Нет! Молчать. Надо молчать. Спор он все равно повернет в свою пользу. – Я устал. Неси дневник. Дневник был уже приготовлен к экзекуции вместе с ручкой. А то, что он устал, мне по барабану. Думает, я из-за этого молчать буду? Держи карман шире! Всё же я промолчал, наученный горьким опытом, и просто отдал ему дневник. Никита быстро просмотрел его, а потом расписался везде и, что самое странное, тоже молча, вернул! – А... ты разве ничего не скажешь? – я был очень удивлён. Потому и не сдержался, хоть и обещал себе слова ему не говорить. Он соизволил поднять на меня глаза… И я сразу почувствовал, что не могу пошевелиться. Будто меня придавило к полу роялем. – Разве мои слова что-то изменят? – Нет, конечно. Просто, странно, что ты это только сейчас понял, – я что, опять что-то ляпнул? Чёрт! Надо молчать! – Полагаю, в ближайшие лет двадцать ты так и останешься грубым, невоспитанным мальчишкой. Грубым, невоспитанным? Да он шутит! На него никакой воспитанности не хватит! Мальчишкой!!! Но прежде чем я успел что-то сказать... – Всё. На этом дискуссия окончена. Марш спать. Против его строгого тона и прямого взгляда я ничего не мог. Потому, нахмурившись, поплёлся в постель. Но был так зол, что заснуть никак не получалось. В таких случаях обычно помогало тёплое молоко. Я встал и пошел на кухню. Включил свет, зажмуриваясь. М-да, время уже полтретьего, а завтра в школу, между прочим. Открыл холодильник, достал молоко и начал пить большими глотками. Ну и что, что оно не тёплое? Главное – моральный эффект. – Молоко из холодильника, да ещё большими глотками – верный способ простудиться. Решил завтра школу прогулять? Думаешь, это спасёт тебя? – от неожиданности я выронил упаковку. В результате чего очутился посреди молочной лужи. Правда, я этого не заметил, столкнувшись глазами с грудью брата. Он что, спит без пижамы? Никогда не задумывался, в чём он может спать, прочно ассоциируя его с деловым костюмом. Я его даже в джинсах, если подумать, ни разу не видел. Но эти мысли были где-то на периферии сознания. Глаза заступорило на голом торсе, в голове все плыло, а ноги почему-то подкашивались... Молоко. Очнулся я уже в своей постели, и… голый (под одеялом). Сел, меня противно замутило. Открылась дверь, зашёл Никита в пижаме. – А вот об обмороках меня никто не предупредил, – кажется, он был сильно раздражён. – Я что, в обморок упал? – не понял я. Раньше за мной такого не водилось. – Ну а как ты, по-твоему, в постели оказался? – дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос: – Как ты себя чувствуешь? – М-м-м... неплохо. Думаю, теперь я засну. Меня такая слабость взяла, глаза сами собой закрывались. – Так вся эта история из-за бессонницы, – похоже, он уже обдумывал, как меня прибить понадежнее: – Ладно, надевай пижаму и ложись. Я понял, что до пижамы просто не доживу. Кажется, Никита это тоже понял. Он достал из шкафа пижаму и трусы. Подошёл к кровати, наклонился... Запах был очень приятный, хотелось уткнуться носом и вдыхать его в полную силу лёгких... Одеяло отлетело в сторону, рука брата схватила мою ногу. Меня дёрнуло, как от электрошока, в голове сразу прояснилось. – К-к-какого... – задыхаясь, я уставился на него огромными глазами. Никита нахмурился. – Тогда одевайся сам, – и он вышел из комнаты. Спать опять расхотелось. Сердце билось, как сумасшедшее. *** Зазвонил будильник. Зараза! Как же хочется спать. Пока собирался, думал, что лучше бы меня пристрелили. За столом уже восседал довольный жизнью Никита. Сволочь! Как он смеет быть таким свежим и бодрым?! – Доброе утро! Чтоб ты провалился! Я плюхнулся за стол. Как и всегда, когда брат был дома, завтрак больше напоминал пир в миниатюре. После еды стало немного лучше, но что-то определённо было не так. При попытке вывалиться из-за стола, до меня долетел голос: – А как насчёт благодарности? Собака! Какая благодарность с утра пораньше? В общем, я уже был готов сказать всё, что я думаю относительно «доброго утра» и «милого братца». Но не тут-то было... Открыв рот и задействовав голосовые связки, я наконец-то понял, что меня беспокоило всё утро (не считая того, что я не выспался, разумеется). У меня не было голоса, а горло от напряжения заболело так, что на глаза навернулись слёзы. С лица Никиты мигом слетело всё самодовольство, брови грозно сошлись на переносице. – Та-а-ак... Молоко. Через полчаса приехала скорая. Никита орал сначала на меня, потом на кого-то по телефону (этому кому-то досталось больше, чем мне). Но хуже всего пришлось врачам скорой помощи потому, что, по мнению его величества, они опоздали (можно подумать из-за севшего голоса умирают). Врач видно сталкивался с такими тиранами и попытался поставить расходившегося монарха на место... Но он не рассчитал, с кем связался и вскоре был вынужден согласиться с тем, что виновен во всех смертных грехах. После чего, наконец, Никита позволил ему меня осмотреть под своим неусыпным надзором (как будто меня съедят, если он отвернётся хоть на минуту). Сначала горло. Было больно, но терпимо. Затем виновник всех грехов велел мне снять рубашку. Странно. Тут я завис, рубашку снимать не хотелось, как последнюю... И ещё стало нестерпимо жарко. В результате я опять валялся на кровати в своей комнате и имел честь лицезреть тёмный лик повелителя и обеспокоенное лицо врача. Он что-то говорил Никите, а тот МОЛЧА слушал! – Я на пару минут выйду, а ты не вставай с постели, – уже после ухода врачей говорил Никита в своей обычной манере, не глядя на меня. Только на этот раз без самодовольства, что меня почему-то совсем не радовало. Я всегда думал, что буду несказанно рад посмотреть на него слабого и беспомощного. Но даже потеря его выставленного на всеобщее обозрение самолюбия заставила меня не радоваться, а напрячься от беспокойства. Тут, совсем некстати, вспомнилась голая грудь Никиты и его запах... Меня вновь замутило. Сжавшись в тугой комок, я пытался побороть слабость и головокружение... Тяжело дыша и забыв, что у меня нет голоса, я попытался позвать брата. Острая боль в горле спровоцировала слезы. Но Никита всё же пришел. Он обхватил меня за плечи и крепко прижал к себе... Так плотно, так хорошо... Что-то успокаивающе нашептывая, перебирал спутанные пряди на моей макушке. Я не знал, что, когда он говорит так тихо, его голос хрипнет и становится таким напряженным, густым, проникая и заполняя собой весь мир... Не знал, что брат может быть таким горячим, что он тоже может дрожать, что его тело такое жёсткое, твёрдое и напористое. Стало легче, слабость отступила, вместо неё пришел жар... Я изо всех сил цеплялся за рубашку Никиты, прижимаясь к нему как можно теснее, будто он мог наполнить меня своей силой... И он наполнил. В первый момент я просто ошарашено распахнул мокрые от слёз глаза, когда его горячий язык оказался у меня во рту. Пока я пытался осознать, что же на самом деле происходит, Никита уже подмял меня под себя, всем своим весом вдавливая в кровать. Инстинкт сработал безоговорочно. На применение по отношению к себе силы я резко воспротивился, изо всех сил сопротивляясь. Похоже, сопротивление привело его в чувства. Никита быстро отстранился, неровно дыша и пронзительно глядя в мои глаза. Отвернуться я, как всегда, не мог и нервно облизнул губы. Он жадно проследил за этим жестом, глухо застонал и отвернулся. – Забудь, – звучало это то ли приказом, то ли просьбой. Последнее ему совершенно несвойственно. Чёрт! О чём я только думаю?! Меня только что целовал мужик, я ж отплёвываться должен через левое плечо!!! О! Вот почему он так странно на меня смотрел! Я же после ЭТОГО ещё и облизывался! Чёрт, чёрт, чёрт!!! Хочу умереть прямо сейчас! Я не умер, а уснул. Когда проснулся, увидел в своей комнате Никиту и вздрогнул. Моя реакция заставила его нахмуриться. – На, поешь. Потом прими эту таблетку, – с этими словами он пододвинул стул, поставил на него поднос и вышел, сопровождаемый моим пристальным взглядом. Хорошо, что я не могу говорить. Что я могу сказать в такой ситуации? Или что бы я ему мог наговорить? А что, если он извращенец? Нет. Что угодно, но извращенцем он быть не может. Почему я так в этом уверен? Он же меня... Боже, даже думать об этом не могу... сразу становится трудно дышать. Нет, он не извращенец, иначе мне бы было неприятно... Стоп! Что значит «было бы неприятно»? Мне что, БЫЛО приятно??? НЕТ!... Это же неправда. Нет, приятно мне не было. Но и неприятно мне не было тоже. Боже, Боже! Пожалуйста, пусть всё будет просто сном, бредом больной головы! Я не хочу вспоминать его голую грудь, его руки, вес его тела, его запах, его жар, его дрожь... Всё! Хватит! Я снова задыхался, словно рыба, вытащенная из воды. Есть совсем не хотелось, но сейчас Никите лучше не перечить, себе дороже выйдет. Надо успокоиться и выздоравливать. *** Брат уже второй день не ходит на работу. Это нормально? Не помню, чтобы за те полгода, которые я у него живу, был хотя бы один день, проведённый им дома. А тут два дня безвылазно! И ещё... Он на меня пялится! Это меня раздражает. Ведь раньше вечно глаза отводил. Теперь мне просто деться некуда, повсюду наталкиваюсь на его взгляд. Притом, он ТАК на меня смотрит, что хочется провалиться сквозь землю или хотя бы к соседям снизу. А его, похоже, ничего не смущает. Скотина! Говорить я не мог, но, по крайней мере, горло уже не саднило, когда я пытался что-то прохрипеть. – Ты всегда добиваешься, чего хочешь, – я так и подпрыгнул от этих слов. Чёрт... Я читал учебник. Привык заниматься в гостиной. Так что когда диктатор остался дома, я просто не мог изменить своим привычкам. И теперь он чего-то хочет добиться от меня этим выпадом? – Захотел заболеть – заболел. В школу ходить не надо, все с тобой носятся. Удобно. Я сузил глаза и злобно зыркнул в сторону обидчика. Я что, по его мнению, специально заболел? Вот тупость! И как до него это донести? Написать? И потом, кто это «все»? И кто их просил со мной «носиться»? – Захотел жить со мной и живёшь, – продолжал свою мысль оратор. Я не хотел с тобой жить! Но больше этого я не хотел в приют! Опять эти нападки?! Ты мне уже всю душу ими вымотал! Да понял я! Понял! Что я для тебя обуза. Думаешь, меня это не тяготит? Я устал. Устал быть лишним, никому не нужным! Устал до смерти. Почему я не могу отвести взгляд от этих холодных глаз? Чувствую себя кроликом, которого сейчас неминуемо съест питон. – Чего ты от меня хочешь? Ты же всё равно всё получишь! Зачем тогда тебе я? Что он имеет в виду? Я удивлённо смотрел в его взволнованное лицо, не понимая, что могло произвести на его каменное величество такой эффект. И дёрнулся, когда холодные пальцы коснулись моего подбородка. Но ни сказать, ни отвести глаза... Да что там! Я пошевелиться под этим взглядом не мог. Всё что мне оставалось, это наблюдать как медленно, убийственно медленно приближается ко мне лицо брата. А потом его губы приоткрылись... И я как зачарованный повторил это его движение, тут же оказавшись в плену его губ. На затылок, взъерошив волосы, зажав их в кулак, легла его рука. На этот раз он не напирал... Осторожно касаясь языком, прикусывая зубами мои губы, исследуя мой рот, он не отпускал мой взгляд. Я инстинктивно положил руки на его грудь, наверное, чтобы оттолкнуть... Только не оттолкнул. Дышать становилось всё труднее... Это слишком близко. Когда я решил, что сейчас задохнусь, Никита оторвался от моих губ, отчего я протестующе что-то пропищал. Его собственные губы влажно блестели в легчайшей усмешке. Он дёрнул мою голову назад за волосы и жадно припал к моему горлу, свободной рукой задирая футболку и опускаясь поцелуями на грудь и живот. А рука прошлась по животу, остановилась у пояса и решительно накрыла пах. Я изогнулся всем телом, то ли пытаясь его остановить, то ли требуя большего. – Тише…, – хриплый шепот в самое ухо, неровное, горячее дыхание. – Я ничего тебе не сделаю... Ничего? Он это так называет? А, чёрт! Что? Н-н-нет... Не понимаю, то ли я сопротивлялся, то ли нет. Мне повезло, что из-за шока я почти ничего не соображал. Смотреть на него совсем не хотелось, но я все-таки опустил голову. Никита поправлял мою одежду. Будто так и надо. Боже! У него на губах осталась эта гадость... Вспомнилось чёртово молоко, с которого и начались все мои неприятности. Меня передёрнуло. Он это заметил и поднял глаза. Проследив направление моего взгляда, ухмыльнулся и облизнул губы. Что это?! По позвоночнику побежали мурашки, и внутри снова стало тепло. Нет! Я резко выдохнул, теперь хорошо понимая, куда меня может завести это тепло. И быстро отвёл глаза в сторону. Если подумать, ЧТО ещё он мог со мной сделать... То да, он мне почти ничего не сделал. Ничего, что не могла бы сделать и девушка на его месте. Но это была НЕ девушка! Это был мужчина (фу, гадость-то какая!), и это был мой брат! Если вчера мне хотелось умереть, то сегодня я этого хочу ещё сильнее! Какого чёрта он творит?! Я ж несовершеннолетний! И как после этого прикажете доказывать, что он не извращенец? – Не бери в голову. Большинство парней твоего возраста давно этим занимаются. Этим? Нет, думаю, именно этим они не занимаются. Мне было очень не по себе, но почему-то встать и уйти в свою комнату я не мог. – Это абсолютно ничего не значит. Ты ведь мог сам... Абсолютно ничего?! Для него ЭТО «абсолютно ничего»?! Ярость напополам с обидой и чем-то ещё... тёплым и дрожащим, внезапно съёжившимся от холода. Я с размаху заехал ему в скулу... Правда, замах получился не сильный, он сидел слишком близко. Чувствуя, как что-то внутри меня разлетелось вдребезги, и неудержимо накатывают рыдания, я сжался в комок на стуле, содрогаясь от всхлипов. Пару минут я просто ревел. Он сидел там же. А потом Никита меня обнял и, вместо того чтобы вырваться, я влетел в его объятья, уютно расположившись там и самозабвенно рыдая. Глупо. Особенно после того, что он сделал. Это я понял под конец своей истерики, когда мысль «что делать дальше» нарисовалась в мозгу. – Прости, – тихий шепот и равномерное убаюкивание. Хорошо. Но если он сейчас ещё что-то скажет... Я напрягся. Но он промолчал. *** Даже когда ко мне вернулся голос, мы так и не поговорили. Я откровенно боялся этого разговора и всякий раз, когда Никита пытался поднять эту тему, уходил любыми путями. Кажется, дома он стал появляться ещё реже. И его самовлюблённое спокойствие куда-то испарилось. Теперь мы не спорили, а каждый раз увязали в напряженной тишине. Он сверлил меня непонятным взглядом, от которого было тяжело дышать. А я шарахался от него, пытаясь избежать чего-то нависшего над самой моей головой. Я вдруг понял, что оставаться одному дома очень неприятно и страшно. Понял, что тишина давит, поэтому приходя, сразу включал телевизор и компьютер. У меня болели все внутренности, хотелось свернуться калачиком и умереть. После месяца мучений, когда я уже был на грани и постоянно плакал в подушку, неожиданно нашелся способ спастись от себя, хотя бы ночью. Оказалось, стоит мне зайти в комнату Никиты, как щемящая боль притупляется и можно даже выспаться. Сначала я спал в кресле, потом перебрался на кровать. – М-м-м? – я сонно сощурился. Светло? Чёрт, что с будильником? – Я его отключил. Никита? В горле пересохло. Я резко повернул голову. На другой половине кровати лежал брат в одних пижамных штанах. – Что ты тут делаешь? – раздражённо спросил я, стараясь скрыть беспокойство. Получилось не очень. – Это, скорее, я у тебя должен спросить, что ты забыл в моей комнате и в моей постели. – Ну, она же тебе не нужна, когда тебя нет, – резонно заметил я. – И давно ты не позволяешь скучать моей… комнате? – насмешливо, спросил он. Давно? Около двух недель. За это время он появлялся уже дважды. Мне ему это говорить? И какого чёрта я болтаю с ним в его кровати? Совсем спятил, что ли? Я сел, собираясь уйти. – Ты мне не ответил, – тяжёлая рука опрокинула меня обратно. – Ну и что ты хочешь от меня услышать? – я напрягся. Он продолжал удерживать меня на кровати. – Для начала, почему ты спишь здесь. И когда это началось? Видимо, недавно... Потому что будь иначе, я бы заметил, – он приподнялся на локте, теперь нависая надо мной. Чёрт! Он же почти голый! Надо как можно быстрее с этим разобраться, пока не стало слишком поздно. – Мне не по себе оставаться дома одному, вот я и приходил сюда хотя бы на ночь. Больше я так делать не буду. Обещаю, – смотреть на него я отказывался. – Не то, чтобы я возражал... С каких пор? – его голая грудь коснулась моего плеча. Я вздрогнул и повернул к нему лицо. А вот это было ошибкой. Глубокие, затягивающие в свою бездну глаза... Слишком близко! – Две недели назад! Отпусти! – паника накатывала быстро. Но он не отпускал. – Почему? – его губы слишком близко. – Мне надо. Мне было плохо, здесь лучше... Пожалуйста, отпусти! – мой голос уже дрожал. Он ухмыльнулся. – Тебе надо... плохо... – его глаза расфокусировались, а голова медленно приблизилась к моей груди. Он тяжело дышал, проводя носом по моей пижаме. Я выставил руки перед собой, но наткнулся на голую грудь... И застонал. Горячо! Никита напрягся и хрипло произнес: – Если я продолжу, то на этот раз возьму тебя... Иди, пока я ещё могу тебя отпустить. Повторять не требовалось. Я влетел в свою комнату, часто дыша, дрожа с ног до головы, и сразу направился в ванную. Наплевав на пижаму, влез под душ как есть... Руки немедленно забрались под резинку и легли на возбуждённый член... М-м-м... То, что я проспал, не было такой уж большой проблемой. Если бы поспешил, успел бы на физ-ру. И сбежать из дома мне очень хотелось. Наверное, именно поэтому в школу я не пошел. Раздался стук в дверь и голос брата: – Можно войти? - что-то новенькое, раньше он себя этим не утруждал. Остаться было моей большой ошибкой – это я уже понял. Но гордость и упрямство, из-за которых я не пошел в школу, заставили меня совершить вторую ошибку – открыть Никите дверь. – Нам, наконец, надо поговорить, – рука брата нервно пробежала по влажным волосам, а взгляд задержался на моей мокрой макушке, отчего его губы скривились в противной понимающей улыбке. Гад! – И о чём ты «наконец» хочешь поговорить? – стараясь не выдать внутренней дрожи, переспросил я. Показывать свою уязвимость не хотелось ужасно, но стоять под холодным, пронзающим насквозь взглядом, было слишком неуютно. Мои руки непроизвольно обхватили плечи. Он отвёл глаза и сделал шаг обратно к двери, облокотился на неё спиной, то ли подчёркивая, что пока мы не поговорим, никто отсюда не выйдет, то ли увеличивая между нами расстояние и ища опору. – Тебе нельзя со мной оставаться, это ты и сам должен был уже понять. Геям, – тут он улыбнулся, как-то самоуничижительно и презрительно, – не зря не дают детей воспитывать. – Каким ещё геям? – не понял я. Никита удивлённо посмотрел на меня, похоже, в свою очередь, не понимая, о чём говорю я. – Геям, голубым, педикам... Мужчинам, которые занимаются сексом с другими мужчинами... Я гей, – его глаза как-то странно сверкали, то ли бешенством, то ли... чем-то всепоглощающим, дрожащим на пределе своих сил... страшным. Я сглотнул и каким-то чудом отвёл взгляд от опасности в его зрачках. В голове почему-то было пусто, хотя сердце грозило шмякнуться с какой-то немыслимой высоты в какие-то невообразимые глубины отчаяния, пустоты и пугающей тьмы. Похоже, меня трясло уже не только внутри. Отчаянно цепляясь за плечи, я пытался подумать. – Я знаю, что значит слово «гей», – смог выдавить я. Только вот поверить в то, что он гей, было как-то не то что дико… Немыслимо. Это меня немного отрезвило. Всё же никогда не смогу понять своей непоколебимой уверенности в брате. Я удивлённо смотрел в пол. Почему? Отчего я ТАК уверен, что он не извращенец и не гей? – Не мели ерунды! В каком месте ты гей? – сердито и насмешливо осведомился я. Глаза Никиты превратились в узкие щёлочки, и он сделал шаг по направлению ко мне. Я упёрся в подоконник и нервно вздрогнул, поняв, что отступать некуда. Жесткая усмешка на его губах сказала, что этого он и добивался. – Твои слова не соответствуют твоему поведению. Говоришь, что я не гей, а боишься именно этого. – Я тебя не боюсь! И прекращай уже дурачиться! – Дурачиться... – что-то сломалось в самом воздухе... с треском. Никита оказался слишком близко, слишком быстро. Тяжело оперся руками о подоконник с двух сторон от меня. Я только и мог, что испуганно смотреть в жесткое лицо, напряженное до предела. – Тебе действительно не стоит меня бояться. Я ничего не смогу тебе сделать, кроме одного... Если ты не уберёшься с глаз моих, я тебя трахну. Так, что ты неделю будешь валяться подо мной мордой вниз. Меня колотила крупная дрожь. Я знал, что он способен мне сказать такое, хотя... Почему-то больше всего меня пугало то, что мне надо уйти. Я быстро сообразил, что разглядывание пола спасёт меня хоть в какой-то степени от осознания, как Никита близок к выполнению своей угрозы. Не знаю, каким чудом его хватило, чтобы развернуться и уйти, а меня, чтобы не вякнуть чего-то, от чего всё бы окончательно полетело в тартарары. Соображать я начал только к вечеру. И перспективы обрисовались весьма безрадостные. Приют. Но что пугало больше всего... Я подумывал о постели брата с каким-то обречённым облегчением. *** Брат не появлялся несколько дней. Я был на грани нервного истощения, в любой момент ожидая прихода Никиты с твёрдым решением отправить меня в приют. И вот он пришел. Не один. С ним была довольно симпатичная пара средних лет. Никита сказал пройти всем в гостиную, где и представил меня чете Морозовых. У Инны Сергеевны и Виктора Ивановича уже было трое детей: старшие дочь и сын, и дочь моего возраста. Они сказали, что были бы рады, если бы я поселился у них до выпуска из школы (такой срок был установлен Никитой), тем более что комнаты старших детей свободны. Оказалось, Виктор Иванович и Никита знали друг друга по работе и неплохо ладили, несмотря на разницу в возрасте. Я же был настолько шокирован, что просто не мог поверить в происходящее, осознать, что вокруг меня творится. Так что меня просто упаковали и отправили на новое место пребывания. Никиты не было видно всё время, что меня собирали. Он появился только чтобы сказать "счастливо", глядя куда-то вдаль. А я как вкопанный стоял напротив и непонимающе пялился на его щетину и тени усталости, залёгшие под глазами и в уголках рта. Пока меня не оттащили в машину. | |
| Просмотров: 1462 | Комментарии: 3 | |
Всего комментариев: 3 | |
|
| |
Copyright Rozetka ©2024
Дизайн разработан Мэй
0
